Мысль заставила его двигаться. Он перевалился на бок, поджал колени к впадине живота. Несколько мгновений лежал, прижавшись щекой к утоптанной жесткой траве, пытался унять возникшее головокружение и тошноту. Когда чуть полегчало, поднялся на ноги и побрел вверх по холму, туда, где стоял его автомобиль. Пару раз Билли упал. Во второй раз решил, что ему не подняться. Однако каким-то образом снова встал: подстегнула мысль о Линде, безмятежно спящей в своей постели. Боль в ладони пульсировала сильнее, будто некая черная инфекция пожирала края раны, увеличивая ее, пробираясь дальше по руке к локтю.
Спустя вечность он добрался до арендованного «Форда» и начал искать ключи. Они оказались в левом кармане, и пришлось добывать их правой рукой.
Когда машина завелась, некоторое время Билли приходил в себя. Левая рука лежала у него на колене, как подстреленная птица. Посмотрел на круг машин у костра и вдруг в голове возникли слова некогда популярной песни о том, как цыганка танцевала у костра, как она была прекрасна и очаровывала.
Он поднес ладонь к глазам и сквозь дыру в ней увидел зеленый огонек на приборном щитке.
«Была прекрасна и очаровала меня», подумал Билли и тронул с места автомобиль. Почти абстрактно подумал — сможет ли добраться до мотеля «Френчмен Бэй»?
Каким-то образом добрался.
— Уильям? Что случилось?
Голос Джинелли, невнятный спросонок, готовый к раздраженной реплике, теперь зазвучал резко и встревожено. Билли разыскал его домашний телефон в своей записной книжке под записью «Три Брата». Набрал номер без особой надежды, даже уверенный в том, что за прошедшие годы он поменялся.
Левая ладонь, обернутая в платок, лежала на колене и напоминала ему нечто вроде радиостанции, передающей пятьдесят тысяч ватт боли. При малейшем движении агонизировала вся рука. Лоб Билли покрылся потом, перед глазами мелькали образы распятия.
— Прости, что звоню тебе домой, Ричард, — сказал он. — Да еще в такое позднее время.
— Хрен с ним. Что случилось?
— Ну… прежде всего мне прострелили ладонь… этим… — Он заворочался и тотчас в руку стрельнула ошеломляющая боль. Билли стиснул зубы. — …Шариком от подшипника.
Молчание в трубке.
— Понимаю, как это звучит, но все правда. Женщина использовала рогатку.
— О, Боже! Что… — В трубке слабо послышался женский голос. Джинелли коротко ответил ей по-итальянски и снова заговорил в трубку. — Это не шутка, Уильям? Какая-то сука прострелила тебе ладонь из рогатки?
— Я бы не стал звонить людям в… — Он посмотрел на часы, снова испытав волну боли в руке… — в три часа, чтобы пошутить. Я сидел здесь уже часа три, пытаясь дождаться более цивилизованного часа, но уж очень больно… — Он коротко хохотнул: болезненный и беспомощный звук. — Очень больно.
— Это имеет отношение к тому разговору, когда ты звонил?
— Да.
— Цыгане?
— Да, Ричард.
— Ах вот оно что! Ладно. Обещаю тебе одну вещь. Больше они к тебе цепляться не будут.
— Ричард, я не могу пойти к доктору с этим, а боль… боль невыносимая. — «Не то слово», подумал Халлек. — Не мог бы прислать мне что-нибудь? Может, Федеральным Экспрессом? Что-нибудь болеутоляющее.
— Где ты находишься?
Билли некоторое время колебался. Все, кому он доверял, решили, что он сошел с ума. Не исключено, что его жена и босс успели засечь его и в этих краях, и предпримут быстрые меры, чтобы вернуть Билли в штат Коннектикут. Выбор оказался простой и полный иронии: либо довериться этому бандиту, промышлявшему наркотиками, которого не видел целых шесть лет, либо полностью сдаться. Закрыв глаза, он сказал:
— Я в Бар Харборе, штат Мэн. Мотель «Френчмен Бэй», тридцать седьмой номер.
— Секундочку.
Джинелли снова отодвинул трубку. Билли услышал, как он заговорил по-итальянски. Глаз не открывал. Джинелли заговорил снова:
— Моя жена тут сейчас кое с кем связывается для меня, — сказал он. — Сейчас разбудим кое-каких ребят в Норуоке. Надеюсь, будешь доволен.
— Ты настоящий джентльмен, Ричард, — сказал Билли. Слова дались ему с трудом, пришлось прокашляться. Ему стало холодно, а губы пересохли. Попытался их облизнуть, но во рту тоже было сухо.
— Ты лежи спокойно, мой друг, не суетись, — сказал Джинелли. В голосе снова была тревога, озабоченность. — Ты меня слышишь? Очень спокойно лежи. Можешь завернуться в одеяло. В тебя стреляли. Ты в шоке.
— Да брось ты, — сказал Билли и снова усмехнулся. — Я уже два месяца в шоке.
— Ты о чем это?
— Не важно.
— Ну, хорошо. Но нам надо потолковать, Уильям.
— Да.
— Я… А ну подожди минутку. — Снова разговор на итальянском. Халлек закрыл глаза и прислушался к толчкам боли. — К тебе придет человек с болеутоляющими средствами, — сказал Джинелли. — Он…
— Ну, зачем же, Ричард? Я только…
— Не указывай мне, что я должен делать, Уильям. Только слушай. Его зовут Фандер. Он не врач, вернее — больше не врач. Но он осмотрит тебя и решит, нужны ли тебе антибиотики помимо болеутоляющего. До рассвета он появится, я думаю.
— Ричард, я просто не знаю, как тебя благодарить, — сказал Билли. По щекам его потекли слезы, и он рассеянно утер их правой ладонью.
— Понятно, что не знаешь, — сказал Джинелли. — Помни: не суетиться, лежать спокойно.
Фандер прибыл еще до шести утра. Это был маленький человек с ранней сединой, в руке сумка сельского врача. Он посмотрел на костлявое, истощенное лицо Билли внимательным взглядом. Не сказав ни слова, развернул платок на ране, и Билли пришлось зажать рот правой ладонью, чтобы не вскрикнуть от боли.