Неожиданно Билли охватило чувство нереальности: он оказался как бы вне самого себя, подобно случаю с астральной проекцией, которые обычно описывает журнал «Фэйт». Имена — Хейди, Пеншли, Линда, Хаустон — зазвучали фальшиво и мелко, подобно именам, которые придумывают наспех для плохой истории. Возникло ощущение, что он способен заглянуть за кулисы вещей, в некий вообразимый «реальный мир». Запах моря показался пронизанным смрадом протухшей пищи, звуки стали слышаться издалека, словно плывущими к нему из длинного коридора.
«Астральная проекция?» — прозвучал смутный голос. — «У тебя солнечный удар, друг мой».
Да, пожалуй, когда теряешь сто двадцать фунтов веса, твой термостат начинает барахлить. Сейчас же уходи с солнцепека, иначе загремишь в обморок.
— Ладно, уговорил, — пробормотал Билли, и проходивший мимо мальчишка, жующий поп-корн, резко обернулся в его сторону.
Впереди находился бар с вывеской «Семь морей», на дверях надписи: «Холодное, как лед» и «Самое приятное время». Билли вошел.
«Семь морей» оказались не только холодными, как лед, но и чудесно спокойным местом. На музыкальном автомате висела записка с крупной надписью: «КАКОЙ-ТО ПРИДУРОК ДАЛ МНЕ ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ ПИНКА, И ТЕПЕРЬ Я ПОЛОМАН». Пониже — перевод той же надписи на французский язык. Однако по потрепанному виду надписи и по пыли, скопившейся на автомате, Билли решил, что «вчера вечером» могло произойти год тому назад. В помещении находились несколько пожилых мужчин, одетых по тому же принципу, что и Билли, — не для пляжа, а скорей для улицы. Некоторые играли в шахматы, другие в нарды. Почти все были в шляпах.
— Что вам угодно? — спросил бармен.
— Пива «Шхуна», пожалуйста.
— О'кей.
Билли пил пиво медленно и наблюдал в окно движение людских масс, прислушиваясь к бормотанию стариков за столиками. Почувствовал, что часть его силы, часть ощущения реальности возвращаются.
Подошел бармен.
— Нальем еще?
— Да, пожалуйста. И хотелось бы с вами немного поговорить, если есть время.
— Насчет чего?
— Насчет людей, которые могли здесь побывать.
— Где «здесь»? В нашем баре?
— В Олд Оркарде.
Бармен рассмеялся.
— Насколько я знаю, половина штата Мэн и половина Канады летом проходят через это место.
— Я говорю о цыганах.
Бармен хмыкнул и принес Билли бутылку «Шхуны».
— То есть имеете в виду бродячую публику. Это, кстати, все, кто летом прибывают в Олд Оркард. А ко мне в бар приходят, в основном, люди, которые живут тут круглый год, — местные, так сказать. А те, — он махнул рукой в сторону окна, словно отбросив всех разом, — те — бродяги, вроде вас, мистер.
Билли осторожно, по стенке бокала налил пива, потом положил на стойку десятидолларовую бумажку.
— Я не уверен, что мы правильно поняли друг друга. Я говорю о настоящих цыганах.
— Настоящие?.. О! Наверно, имеете в виду тех ребят, что устроили табор возле Солт Шека.
Сердце Билли забилось быстрее.
— Можно, я вам покажу кое-какие фотографии?
— Бесполезно. Я их не видел. — Он посмотрел на десятидолларовую банкноту и окликнул одного из присутствующих: — Лон! Лонни! Подойди-ка на минутку.
Один из стариков, сидевших за столиком у окна, поднялся и прошаркал к бару. На нем были серые хлопчатобумажные штаны, белая рубашка, явно великоватая, и соломенная шляпка. Лицо усталое, только глаза — живые. Кого-то он напоминал Халлеку, вспомнил спустя секунду: старик выглядел, как Ли Страсберг, учитель и актер.
— Это Лон Эндерс, — представил его бармен. — У него участок на западе городка. Там же и Солт Шек. Лон примечает все, что происходит в Олд Оркарде.
— Меня зовут Билли Халлек.
— Будем знакомы, — сказал Лон Эндерс, шелестящим, как бумага, голосом, и придвинул стул поближе к Билли. Он даже вроде бы и не сел на него, а прислонился задом к сиденью, слегка подогнув ноги.
— Не желаете пива? — предложил Билли.
— Больше нельзя, — прошелестел старик, и Билли слегка отодвинулся подальше от неприятного запаха изо рта Эндерса. — Уже выпил свою норму на день. Доктор сказал — не больше. С животом беда. Если бы я был автомашиной, — в самый раз на свалку.
— О! — сказал Билли нейтрально.
Бармен отвернулся от них и принялся укладывать бокалы в мойку. Эндерс посмотрел на десятидолларовую бумажку, потом на Билли.
Халлек снова объяснил свою просьбу, а Эндерс повернул свое усталое лицо в сторону теней в углу бара. Откуда-то из соседнего заведения слышались удары небольшого колокола.
— Были они тут, — сказал он, когда Билли закончил. — Были. Я уж лет семь не видел цыган, а такой оравы и подавно — лет двадцать, не меньше.
Правая рука Билли так сильно стиснула стакан, что он едва успел расслабиться, пока не раздавил его. Осторожно поставил бокал на стойку бара.
— Когда? Вы уверены? Не знаете, куда они могли отправиться? Не могли бы вы…
Эндерс поднял руку, бледную, как у утопленника, вытащенного из колодца. Билли она показалась почти прозрачной.
— Спокойно, друг, — сказал он почти шепотом. — Я скажу тебе, что знаю.
Усилием воли Билли заставил себя смолчать и просто ждать.
— Десятку я возьму, потому что, похоже, мой друг, ты можешь себе это позволить, — прошептал Эндерс. Он засунул ассигнацию в карман рубашки, потом большим и указательным пальцами левой руки поправил вставную челюсть. — Зато говорить буду бесплатно. Черт возьми, когда становишься старым, еще приходится платить и за то, чтобы тебя послушали… Спроси-ка у Тимми там — можно мне получить стакан холодной воды? Кажется и одно пиво для меня слишком… оно сжигает то, что осталось от моего нутра. Но мужчине трудно отказаться от всех своих удовольствий, даже, когда они больше удовольствия не доставляют.